Доллары за убийство Долли [Сборник] - Жорж Клотц
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Отчего же в таком случае все вещи в старых провинциальных домах имеют веселый и приветливый вид! Не оттого ли, что соприкосновение с людьми сообщило им какую-то таинственную жизнь, которая мало-помалу слабеет, бледнеет и угасает, когда угасают люди, давшие ее им на минуту?.. Их пленительный аромат исчезает, их своеобразная прелесть умирает… Вещи подобны людям: они забывают.
Так в несколько часов комната убийства, пустая, зловещая, мертвая, забыла своего хозяина!
— Как холодно здесь, — проговорил комиссар.
И он начал медленно прохаживаться, осматривая стены, мебель, все уголки, где притаилась тень. Он остановился на минуту возле умывальника, повертел в пальцах линейку, лежавшую на столе, посмотрел на опрокинутые часы, показывавшие двенадцать часов тридцать пять минут.
Нет ничего более страшного, более загадочного, чем часы. Эта машина, сделанная человеческими руками и показывающая время, управляющая нашей жизнью и все тем же ровным шагом подвигающаяся к таинственному будущему, кажется шпионом, приставленным к нам судьбой.
Какой час указывали эти часы? День или ночь? Полдень с его ярким веселым светом? Мрачную и немую полночь? Случайно ли они так остановились или же в минуту, предшествовавшую убийству? Пробили ли они, равнодушный свидетель, последнюю минуту зарезанного старика?
— Нужно позвать сюда опытного часовщика, — сказал комиссар. — Он, может быть, объяснит нам, почему эти часы остановились. Интересно было бы узнать, не падение ли этому причиной.
— Посмотрите, — сказал один из инспекторов, поднимая несколько клочков разорванной бумаги. — Вот это мне кажется странным… Мы этого в первый раз не заметили…
Комиссар взял все три обрывка и прочитал:
Monsieur
22
E.V.
êsi
ие de
Он пожал плечами:
— Это пустяки… не имеет ни малейшего значения… Что хотите вы заключить из нескольких неполных слогов?.. Бросьте…
— Возможно, что это и пустяки, но как знать?.. Если найти то, чего недостает!.. Посмотрите хорошенько, мне кажется, что это обрывки конверта. Разместив их по порядку, получим что-то вроде адреса:
«.Monsieur — 22 — ие de — E.V.»
Остается «ési», представляющее собою часть названия улицы или, может быть, имени адресата. Во всяком случае, мы можем в одном быть уверены, что этот господин живет в № 22 какой-то улицы de… Это уже облегчает розыски…
— Драгоценные сведения, — смеясь, заметил комиссар.
Но инспектор с упрямством рассматривал бумажки со
всех сторон, нюхал их, смотрел на свет. Вдруг он закричал:
— Ну, вот… Ну, вот… Вот это великолепно… Прочтите-ка!!! Мы до сих пор осматривали только лицевую сторону… Посмотрите на сгиб… бумажка двойная… у нее есть изнанка… задняя часть конверта… и… что же я нахожу на одном обрывке:
Inconnu au 22
(Неизвестен в 22),
а на другом:
Voir au 16
(Справиться в 16).
И возле половина почтовой марки… с надписью: Rue Вау… что, верно, означает Rue Вауеп, это не трудно; в полукруге марки что-то черное, должно быть число, а внизу очень отчетливо: «08». Теперь январь, значит, это письмо написано недавно. Я настаиваю на этом: делайте, как знаете, но я думаю, что не мешало бы найти господина с улицы de… не знаю дальше, который жил в № 16 другой улицы, а может быть, и той же самой…
— Ищите, если хотите… я же охотно променял бы все ваши открытия на несколько справок насчет жизни, знакомств и привычек жертвы… Вы больше ничего не находите?.. Значит, мы можем ехать…
И комиссар вышел вместе с инспекторами. На бульваре все еще толпились любопытные; полицейские расхаживали взад и вперед перед домом. Какой-то фотограф направил свой аппарат на дом и снимал его во всех видах. Когда комиссар собирался садиться в экипаж, он обратился к нему:
— Одну минутку, прошу вас… Так, очень благодарен…
— Вас интересует мой портрет, вы снимаете для какого-нибудь журнала?..
— Для «Солнца», который первый…
— Отлично, — проговорил комиссар злобно, — можете сказать там у вас… Впрочем, ничего не говорите…
ГЛАВА 6. НЕИЗВЕСТНЫЙ ДОМА № 16
День прошел однообразно и для полиции, и для Коша. Это дело, с каждым часом завладевавшее все больше вниманием публики, не двигалось с места. Ничего не было известно, кроме имени жертвы. Соседние лавочники припомнили, что к ним заходил маленький старичок, тихий, неболтливый, не имевший, по-видимому, ни родных, ни друзей. Он уже несколько лет жил там, редко выходя из дома, еще реже разговаривая с кем-нибудь и почти не получая писем. Почтальон не помнил, когда он заходил к нему.
Что касается Онисима Коша, то он ждал у моря погоды и нервничал. Ему хотелось одновременно и ускорить события, и задержать их неизбежный ход. Он начинал наконец отдавать себе отчет в страшных осложнениях, которые сам внес в свою жизнь, и меньше надеяться на блестящие результаты своего предприятия. В настоящую минуту он жил кочевой жизнью, не решаясь нигде долго остановиться, не имея возможности узнать что-нибудь, терзаясь непреодолимым желанием вновь увидеть место преступления… как настоящий преступник.
«Это совсем не было бы так глупо, — подумал он. — Наверное, в толпе, снующей вокруг дома на бульваре Ланн, находится столько переодетых полицейских, сколько и уличных девиц. Меня многие знают. «Солнце» со своими таинственными статьями очень не по душе полиции, и за мной, наверное, начнут следить… Тогда дело пойдет быстрыми шагами».
Но его страшила одна мысль об окончательном столкновении с полицией.
Полное одиночество, в котором он находился в течение двух последних дней, лишило его энергии и «подъема», превращавших его — когда дело его интересовало — в неподражаемого репортера. Он нуждался во влиянии среды, в опьянении словами, спорами, борьбой, в непрерывной кипучей деятельности; лишенный всего этого, он чувствовал себя слабым, нерешительным.
Около пяти часов он зашел на телефон и попросил соединить его с «Солнцем». Ему ответили, что «Солнце» занято. Он подождал минутку и позвонил опять. Линия была переполнена. До него долетали обрывки фраз, прерываемые резким голосом телефонисток, передающих друг другу номера. И вдруг посреди всего этого шума, всей этой мешанины он услышал голос, спрашивавший:
— Газета «Солнце»?
Он запротестовал.
— Извините, милостивый государь, но я раньше вас вызывал…
— Очень жаль, но меня первого соединили. Алло, «Солнце»?..
— Что за нахальство! Алло, барышня…
Послышался смех.
Кош бесился:
— Алло, барышня, нас обоих соединили…
— Я слышу. Это не моя вина. Отойдите…
— Ни за что!.. Я жду уже битых четверть часа, мне это надоело. Соедините меняно он не докончил фразы и начал прислушиваться.
До него начали долетать вопросы и ответы. Шум на линии внезапно затих, и он мог свободно следить за разговором.
Голос, только что слышанный им, говорил:
— Вот досада! В котором же часу он обыкновенно приходит?
Другой голос, в котором он сразу узнал секретаря редакции, отвечал ему:
— Около половины пятого, пяти… Но напрасно вы рассчитываете.
— Как это неприятно, — продолжал первый голос. — Не знаете ли, где можно его найти?
«Где я слышал этот голос?» — подумал Кош.
— Не могу вам сказать, — послышался снова ответ Авио.
— Но, наконец, придет же он вечером? Будьте так добры, попросите его зайти ко мне… важное сообщение…
— К сожалению, невозможно. Он уехал, и я совершенно не знаю…
«Однако!..» — подумал Кош, прижимая сильнее ухо к телефонной трубке.
— Но когда же он вернется? — спрашивал голос.
— Право, не знаю… Может быть, его отсутствие продолжится, а может быть, он вернется скоро…
— Но все же он в Париже?
— Ничего не могу вам ответить… Очень сожалею…
«Да ведь это обо мне говорят, — подумал Кош, прислушиваясь все с большим вниманием, — и этот голос, этот голос…»
— Не разъединяйте, пожалуйста, мы говорим! — закричал Авио.
И Кош, страшно заинтересованный, тоже машинально закричал:
— Мы говорим!..
Но тотчас прикусил губу. Счастливый случай позволил ему услышать разговор, относящийся, может быть, к нему. Было бы сумасшествием прервать его неловким восклицанием. Но телефонистка, по счастью, не слышала его обращения. Разговор продолжался:
— Во всяком случае, — говорил незнакомый голос, — вы можете сообщить мне его адрес?
— Конечно.
— И есть надежда застать его дома?
— Черт возьми, — прошептал Кош. — Я не ошибся. Это комиссар!
